Песчаная буря в Силитусе улеглась. Воцарилась тишина, страшнее которой Итилгаэль ничего не знал. Его сменили на посту три часа назад, но уснуть он не смог. Он сидел на ступенях башни, привалившись к косяку, и бессмысленно смотрел на лист пергамента, взятый у интенданта.
Хрустко, с щелчками ломались перья из жал силитидов в негнущихся израненных пальцах. Уже написанные знаки плыли перед глазами – Итилгаэль не сразу понял, что это слёзы скорби. Удивлённо тронул мокрую дорожку, задумчиво снял каплю, притаившуюся в уголке рта. Растёр меж указательным и большим.
Скупо вывел: «Отца больше нет». Сложил тщательно, разглаживая мятый желтоватый лист, пахший порохом, мазями и зверьём. Представил, как мать, молившаяся, наверное, ежедневно в храме Элуны за мужа и сына, хватается за сердце, бледнеет, оседает, выпуская из ослабших пальцев письмо. Как лицо её мертвеет.
Представил – и сунул письмо за пазуху, спрятал. Потрепал по мощной шее гиппогрифа, поглядел в выпуклый глаз, усмехнулся. Нет, для этого он слишком трус. Пусть отец будет ещё жив. Хотя бы для неё.